Я знаю, что я люб­лю его. И знаю те­перь, что та­кое — лю­бить. Лю­бить — это не кон­фе­ти, впе­ремеш­ку с ле­пес­тка­ми роз па­рящее в воз­ду­хе. Это не па­нацея. Это не вол­шебное ле­карс­тво, ко­торое ок­ра­сит для те­бя мир в цвет клуб­ни­ки со слив­ка­ми. Это не мил­ли­оны слов.

Это ког­да гор­чит по­целуй. И ког­да тя­жело. Ког­да ты зна­ешь, что бу­дет слож­но и боль­но, но не от­пуска­ешь чью-то ру­ку. Ког­да ты не па­ришь в воз­ду­хе, а сто­ишь но­гами на зем­ле, но зна­ешь, что вся га­дость, что про­изой­дет с то­бой даль­ше, бу­дет нем­но­го тер­пи­мее, по­тому что у те­бя кто-то есть. Без люб­ви мож­но. Но бу­дет ли это жизнью?

Даль­ше мо­жет слу­чит­ся что угод­но. У нас мо­жет ро­дить­ся ре­бенок че­рез год, а мо­жет быть это про­изой­дет сов­сем не ско­ро. Мо­жет быть мы по­руга­ем­ся еще мил­ли­оны раз. Мо­жет быть зав­тра ме­ня собь­ет ма­шина. Мо­жет быть ут­ром мы оба пой­мем, что нам лег­че друг без дру­га. Мо­жет быть мы про­живем вмес­те до ста­рос­ти. Что бы ни слу­чилось, все бу­дет так, как дол­жно быть. Все бу­дет оди­нако­во пра­виль­ным. Не об этом сей­час нуж­но ду­мать. 

Один раз у ме­ня заб­ра­ли все. Все — в его ли­це. Ник­то не мо­жет ска­зать, пос­ледний ли это был раз. И ес­ли дей­стви­тель­но не пос­ледний, то не луч­ше ли сде­лать все так, что­бы по­том не ко­рить се­бя за не­совер­шённое? Не луч­ше ли не поз­во­лять все­му то­му, что бы­ло, ис­портить все то, что есть сей­час? Не луч­ше ли не бо­ять­ся оши­бок, ко­торые ник­то не мо­жет пре­дуга­дать?